Драгоценности Парижа [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

Наконец в косых лучах заходящго солнца показались черные избы небольшого населенного пункта, всадники на всем скаку влетели в начало улицы и затормозили перед большим домом. Плотные клубы пыли догнали табун, накрыли его с головой. Когда она рассеялась, Дарган рукояткой нагайки постучал по облупившемуся наличнику, на стук никто не откликнулся. Он проехал к воротам, заглянул во двор и увидел заросшее лопухами пространство, выломанную дверь в сенцы и провалившуюся на сараюшке соломенную крышу. С тревогой осмотрелся по сторонам, деревня не подавала признаков жизни, словно жители в одночасье решили покинуть ее. Когда с боями гонялся по Европе за наполеоновской гвардией, такие картины ему не встречались. Жители возвращались в населенные пункты, в которых артиллерия не оставляла доски на доске, и заново отстраивали жилища. А здесь, в России, мертвые пейзажи стали привычными. Казак отъехал от ворот, остановился на середине улицы, лошади запрядали холками, застучали копытами. Их надо было напоить и накормить.

— Спешивайся, Софьюшка, — соскакивая с седла, сипло сказал Дарган. — Видно, здесь придется и заночевать, и отбиваться от бандитов.

— Там город нет? — спутница махнула рукой вперед.

— Есть, да расстояния между нашими городами сотни верст, — пояснил он. — Мы бы оторвались, но от самого Парижа идем галопом, а у них лошади свежие.

Девушка шевельнула поводьями, проехала по улице, намереваясь высмотреть колодец, и вдруг увидела сгорбленного старика с белой бородой. Он вышел из одного из домов, опираясь на клюку, приставил ладонь ко лбу. Так это было неожиданно, что она не смогла подать никакого сигнала спутнику. Меж тем, Дарган тоже заметил деда, тронулся ему навстречу:

— Здорово дневал, дедука, — еще издали крикнул он.

— Слава Иисусу Христу, сынок, — бодро ответил тот. — Далеко путь держите?

— На Кавказ, в родную станицу.

— Казаки, значится?

— Они самые, терские мы.

— Наслышаны, лихие воины.

— А где люди, дедука, деревня будто вымерла, — спросил Дарган.

— Так оно и есть, добрый молодец, — старик поставил клюку перед собой, видно было, что он обрадовался путникам. — Поначалу всем миром поднялись на защиту своей земли, а потом, когда француз мужиков повыбил, помещик детишек с молодайками перевел на центральную усадьбу — сами бы они тут не вытянули. На всю деревню нас осталось двое — я, да старуха из крайнего двора.

— Война еще никого до добра не доводила, — согласился Дарган, вспоминая, что в станице казачки иной год не успевали хоронить мужей, переходя сразу в любушки, до которых стали охочи чуть не безусые юнцы. — А где тут колодец?

— В каждом подворье, заросли, поди, — старик пожевал губами. — Чай, коней хочешь напоить?

— Их в первую очередь.

— Тогда веди к Светлому озерку, там вода на травах настоянная, силу прибавляет, — он указал рукой за околицу. — И луга сочные, спасу нет.

— Спасибо, дедука, мы здесь и заночуем.

— Где душенька пожелает, там и располагайтесь. Можете у меня.

— Мы бы рады, да нам нельзя, — решил сознаться Дарган.

— Что так?

— Разбойники гонятся.

Старик помолчал, посучил пальцами по ручке клюки, потом прищурил ярко–синие глаза под косматыми бровями:

— Добром на войне разжилися? — тоже не стал он ходить вокруг да около.

— Добро есть, чего греха таить.

— А много ли разбойников?

— Банда из татар с московскими мужиками.

— Смесь гремучая.

Дед снова надолго задумался. Дарган уже решил, что разговор окончен и хотел уводить коней на водопой, когда старик переступил с ноги на ногу:

— Вернешься с озерка, проедешь на другой конец деревни. На пригорке остались развалины, с них вся дорога как на ладони, — неторопливо начал рассуждать он. — Когда француз подступил, мы его неделю не пропускали, пока он артиллерию не подтянул. Потому наших мужиков много поубивало.

— Спасибо, дедука, как управимся, я тебе гостинец подвезу, — пообещал Дарган. Он почувствовал прилив уверенности, будто успел попить воды из того Светлого озерка. Оглянулся на дожидавшуюся в стороне конца разговора спутницу и вскочил в седло.

На небе взошла луна, прохладная ночь затопила развалины когда–то просторного дома волнами синеватого света, окрасив предметы вокруг в черный цвет. Но бегущая мимо дорога смотрелась как на ладони, за нею следил старик, решивший придти на помощь путникам с допотопным кремневым ружьем. Дарган, перед этим загнавший лошадей к нему во двор, подточил шашку с кинжалом, положил с одного бока винтовку, с другого пистолет. Девушка воткнула шпагу в бревенчатую стену избы, приготовила заряды с пыжами и порохом. Отдыхать она отказалась наотрез.

— Во, забава, — не сводил любопытных глаз с клинка в стене старик. — Не сабелька, а шило, ей богу, не успеешь охнуть, как наскрозь проткнет. У ихнего короля отобрали, вся ручка в драгоценных каменьях?

— У таких же бандитов, что за нами гонятся, — отмахнулся казак. Пояснил. — У французских мусью такое оружье как у наших благородий пистолет, они на этих шпагах на дуэлях дерутся.

— Вон какая оказия… И с чего они пустились вдогонку, а не ограбили вас прямо в Москве, — вновь пристал с расспросами он. — Ужель властей испугались?

— Разбойникам кто–то помешал, а когда мы пропажу заметили, то дожидаться утра не стали, вот они поздно и спохватились, — негромко пояснял Дарган.

— Самих–то татей видели? — не успокаивался дед. — Может, показалося?

— Уже отстреливались.

— Тогда по следу пойдут, народ наш подхалимистый, подскажет, в какой стороне вас искать, — старик подсыпал пороху на полку ружья, разровнял кучку крючковатым пальцем. — Что у тебя женщина–то молчит?

— Это моя жена, она француженка.

— О как, отхватил мамзельку! По расейски, значит, она не того?

— Понимаю, дедука, — откликнулась девушка. — Мало пока.

— Надо учиться, не на прогулку вышла, а к мужу на жительство едешь.

— Я стараюсь.

— Вот–вот… — заворчал было старик и осекся, прищурился подслеповатыми глазами. — А ну глянь вдоль деревни, кажись, сверкнуло что.

Дарган и сам услышал далекий топот копыт, он приближался, заставляя подобраться и почувствовать привычное напряжение перед боем. Встрепенулась и спутница, подсунула поближе к позиции боезапас, положила рядом с собой второй пистолет. Он знал, что девушка стреляла только в крайних случаях, когда выхода никакого не просматривалось, и все–таки не удержался от довольной улыбки. Не потому, что за войну стал кровожадным, а по той причине, что Софьюшка изначально представляла надежный тыл. Старик поплевал на заскорузлые ладони, приладил ружье к плечу. Тем временем летевший как по воздуху передний всадник вздыбил коня, заставив остальных конников смешаться в кучу. Из нее вырвались двое, концами ножен принялись молотить по ставням на окнах, опустевшие дома лишь гулко постанывали.